Глава (для ознакомления)
На круги своя
«Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ве тер на круги свои» (Еккл. 1:6).
Глава 1
Рано темнеет зимой на Тюменщине. В пасмурную погоду, особенно в буран, когда и днем то не то что солн ца – в двух шагах ни зги не видно, так и вовсе не узнаешь, когда настоящий вечерний час наступает. Потому как уже в четыре, если не раньше, окутывает тайгу тьма кро мешная. И если откуда то на санях ехать, то только по тому и признаешь, что в село прибыл, когда по сторонам дороги под большими белыми шапками ворота зачерне ют. Вот по ним и определишь первый домишко. Издали же они все стоят большими сугробами на огромном пространстве – от леса и до леса. Редко в каком оконце моргнет тебе светлячок керосиновой лампы или простой лучины. После бурана снег белым пухом еще долго кружится в полном безветрии и тишина такая, что слы шен шорох его приземления... И темень кругом. Может, и сама Тюмень от этой темени пошла – поди проверь.
Вот в такую темь морозным январем спешили от леса к селу две крохотные черные фигурки: мать с семилетним сыночком. Ну, сказать «спешили» можно только с боль шой натяжкой, потому что ни одна еще подвода после
На круги своя
двухдневного бурана не прошла по дороге, не утрамбо вала свеженаметенный снег и идти, уваливаясь в его рыхлое, вязкое волокно, было чрезвычайно тяжело. Да еще на загорбке у женщины высился большой мешок (целый куль прямо), из за которого ее самой то не видно было. У первых ворот она сбросила его на снег и оказа лась ростом ненамного выше сына – невеличка, словом. Несколько минут она разминала затекшую спину и уже потом несмело постучала в ворота. На удивление быстро скрипнула и отворилась, пропустив полоску света от лампы, избяная дверь в глубине двора.
– Хто там? – донесся до путников старушечий го лос. И поскольку за воротами замешкались с ответом, старуха Пелагея, на ходу кутаясь шалью, просеменила через двор и открыла калитку. – Хто тута? – И вздрог нула, заслышав акцент в довольно правильной русской речи. – Там, там, – поспешно махнула она рукой вдоль дороги. – В самом конце по леву сторону ваши прожи вают. Туды и иди. По леву, вот по эту, поняла? – потряс ла она рукой для убедительности. – Последня изба.
Пелагея проворно прикрыла калитку, но, услышав искреннее «спасибо», не удержалась и выглянула вновь. Женщина уже взгромоздила свой тюк на спину, и теперь она разглядела еще и ребенка, которого в темени да еще и за этим мешком не заметила раньше.
– Тю ю, да ты ишо и с дитем! – природное любо пытство взяло верх над осторожностью. – Дак ты про че спрашивала то, а? Зайди, обскажи, мальчонка то за мерз поди.
11
12
На круги своя
– Ничего, ничего, все хорошо, спасибо, – отозвалась женщина. –Мы найдем. Последний дом по этой сто роне.
– Ну, ну, так ладно, – проворчала вслед старушка, покачала головой и уточнила: – У Агашки во дворе. Только стучи громче, как дойдешь. Это тебе не я. Не все такие почуткие то. Слышь нет? – Она постояла с мину ту, о чем то размышляя, потом вздохнула тяжко: – В таку стужу с таким кузовом, да еще и с мальцом?! Не от добра бежит, однако, не от добра. Хоть и немка, а жалко ее. Ох ох хо, люди нехристи.
Последнее ее определение прозвучало довольно дву смысленно, и его трудно было отнести к кому то одно значно: то ли к самой беглянке, то ли к тем, от кого она бежала. Да и бежала ли? Пелагея уже корила себя за то, что не выспросила толком, что той нужно было. Но уже одно то, что она более или менее спокойно разговаривала с немкой, довольно много сказало бы человеку, сведу щему в делах сибирской деревни. Ведь не дальше, как тому полгода, вооружались сельчане кольями да вилами при известии о том, что к ним в центр везут немцев с Вол ги. Будут ли их распределять по селам или оставят в рай центре, никто не знал, но на ту встречу на станцию «для поддержки» поехали и местные мужики с бабами: мало ли что будет! Сама Пелагея с охоткой распространяла услышанную от Агафьи Караваевой весть о том, что у этих «чертей заморских у кажного по два рога и хвост, и злушшие они – не приведи Восподь!» При этом она многозначительно поджимала губы и на неизбежное,
На круги своя
граничащее со страхом недоумение: «Иди ты ы? Сама что ль видела?» – туманно отвечала: «Ну, сама – не са ма, а не видела бы, не говорила бы; сами увидите – убе дитесь!» И тут она переплюнула Караваиху, которая честно заявляла, что «не видела и видеть не хочет кате горичецки!» Ей, разумеется, тоже хотелось говорить, что видела, потому что Степан Семыкин, двоюродный ее брат, первым пустивший этот слух, уверял, что его хоро ший знакомый «сам видел». А уж Степану не поверишь ли, раз он по колхозной надобности день да через день в райцентр на лошади ездит. Конечно, ее так и подмывало повторить вслед за ним такую новость, но тогда в ее речь не вместилась бы вот это мудреное «категоричецки», а оно ей нравилось более всего; она выставляла его как только что купленную обнову, с расстановкой и значе нием, так что и сельчане согласно кивали головами: имен но, мол, «категоричецки!» И у всех оттого создавалось хорошее торжественное настроение и впечатление собст венной значимости. И потом уже, когда всех тех дьяволь ских атрибутов у приезжих не оказалось, Агашка оста лась в большем доверии, чем Пелагея. Случись после то го какое сомнение у собеседниц в правдивости того или иного ее известия, она тут же не преминет вспомнить свою подругу, что, мол, если не веришь, то пойди вон Па лашку спроси. Это она, мол, тебе может что угодно наго родить, даже про людей с хвостами, а не я. Были они не только подругами, но и, как в общем то чуть ли не все село, родственницами: не то двоюродными, не то трою родными сестрами, а может, и того дальше. И как это
13
14
На круги своя
часто случается, жили они по принципу: вместе тесно, а поврозь скучно. Вот и поселилась каждая в первом доме при въезде в село, только на противоположных его кон цах. Но это не мешало им общаться почти каждый день. Никакая новость не могла обойти стороной одну из них – они тут же ею делились, не считая за труд пройти через все село. Обе еще до войны остались вдовами, а дети давным давно поразъехались по стране и редко когда кто то из них наведывался в эти грустные края. Вот и помогали друг другу скрашивать одиночество. И на этот раз снова обошла Агафья подругу: никто из сельчан, в том числе и Пелагея, и думать не думал, чтобы принять на постой приезжих переселенцев (а как примешь, если сам столько страхов понарассказывал!). А эта кумушка (ох, и хитрюща, ох и скрытна!) сама в центр съездила и вытребовала себе одну большую семью. Ее сноха то, Васьки, старшего сына, вдова, уж больше года как в го род подалась к родственникам. Вот она в их пустую избу и приняла ссыльных. Всем на удивление. И нате вам, пожалуйста, двор ее полон босоногой детворы, и пусть они – немчура, то бишь – нищета нищетой, а уж за раз говорами она теперь лишний раз не только к Палашке, но и к соседям не бежит. А Пелагея Никитична так и кукует одна одинешенька. Скучно. Вот чтобы не спро сить расспросить беглянку эту: что, мол, что за нужда в таку погоду гонит и куда? Может, тоже приют ищет, а у нее вон две комнатешки пустые. Уполномоченный из района уж который раз агитировал, чтобы принимали их, не боялись, да и молва пошла, что работящие они челове
На круги своя
ки, трудяги. Еще за это время увидели люди, как ихние бабы, чтобы не дать умереть своим детям с голоду, без всяких колебаний отдавали за кусок хлеба да ведро кар тошки привезенное с собой добро и кой какие драгоцен ности. И это подействовало на сибиряков лучше всякой агитации: жертва ради детей в крови любого народа, и жертвенностью этой был развенчан миф об их бессер дечии. Пелагея так распалила себя, что не выдержала, набросила бывший мужнин бушлат, шаль подвязала и совсем уж было из избы вышла. Это ведь хоть и темно, но не поздно, время то еще вовсе детское – ввечеру шес той ли, седьмой ли час пошел, кто разберет. Но не боле того. И тут на беду сверчок за печкой застрекотал, ак курат как она уже дверь отворила. Мать честная, идти нельзя – дороги не будет! Святая Русь, особенно Си бирь матушка, верила во все, что только можно: в чер ных кошек, домовых, леших, кикимор, водяных, не го воря уже о колдунах и ведьмах. Вздохнула Пелагея: «Ну, так ладно до завтрева подожду. Обойдусь нито».