Глава (для ознакомления)
В тот день я проснулся раньше обычного. Ещё не рассвело. Я быстро оделся и пошёл управ- ляться по хозяйству, ощущая чувство тревоги, которое в последние дни испытывал всё сильнее. Выйдя из дома, я направился к хлеву, как делал это уже тысячу раз.
«Возможно, это случится уже сегодня», – по- думала я, скармливая ведро овса своей лошади Долли. Она смотрела на меня своими большими карими глазами, которые всегда меня успока- ивали. Я почти слышал, как она думает: «Возь- мёшь меня с собой?» Я засмеялся и погладил её по морде. «Посмотрим, Долли. Посмотрим». Она тихонько ободряюще заржала. Я поспешил за- няться другими делами. Уже было семь часов, а я всё ещё не закончил. «Ладно, дела подождут», – подумал я и побежал в дом к маме.
На кухне мыл посуду наш наёмный работник Уэйн Бэйли. Это был высокий худой человек с длинным заострённым носом. Иногда он казался мне страшным, а иногда – смешным, когда ходил по дому в фартуке и выметал пыль из углов или из-под обветшалой мебели.
– А где мама?
Уэйн оторвал взгляд от тарелок и прищурился. – А тебе зачем? – спросил он.
Я прикинулся дурачком и, притворно зевая,
ответил:
– Просто интересно.
– Она ушла с твоим отцом.
У меня округлились глаза.
– Они уже перевозят тот дом?
Я так разволновался, что слова застряли у
меня в горле.
– А зачем тебе это знать?
Я таращился на лицо Уэйна, ища подсказки.
– Они сейчас перевозят тот дом, так ведь? –
воскликнул я.
Уэйн сделал вид, что изо всех сил трёт сково-
роду. Его молчание сказало всё. Я опрометью ки- нулся в свою комнату, переоделся в чистый ком- бинезон и красную клетчатую рубашку, которую отложил для этого случая. Через пару минут я уже бежал к двери, на ходу заправляя рубашку в штаны.
Уэйн глянул на меня исподлобья.
– Твоя мать велела никуда тебя не отпускать, пока не закончишь с делами!
– Уже закончил! – огрызнулся я и выскочил из двери.
Поодаль я заметил ходивших по гребню холма людей. Вдоль холма стояли легковые и грузовые автомобили. Я нёсся так быстро, как только мог в свои одиннадцать лет. Такое событие я не про- пущу. Ни за что. Это было похоже на приезд цир- ка в городок – только ещё лучше. Цирк приехал прямо к нам на задний двор!
Мой старший брат, Уилмот-младший, или просто Младший, как мы его звали, собирался переместить дом для наёмных фермеров, стояв- ший на вершине холма, примерно на милю вниз по дороге. По какой-то причине это ужасно рас- строило моих родителей. Мама плакала каждый раз, когда об этом заходил разговор. Я не пони- мал, почему их с отцом это так огорчало; они ни- чего мне не говорили, но я слышал разговоры о том, что жена Младшего заправляла им и заби- вала ему голову бредовыми идеями.
Поговаривали также о судебной тяжбе и о том, что Младший обчистил маму с папой до нитки. Я спросил маму, что такое судебная тяжба и почему чистка стоит так дорого. Эти вопросы только ещё больше её расстроили.
«Ты слишком мал, чтобы понять», – ответила она, но всё же кое-что мне объяснила. Как ока- залось, Младший утверждал, что отец пообещал ему этот дом. Отец же утверждал, что ничего по- добного не обещал. Но кто знает? Отец был за- ядлым пьяницей и, напившись, говорил то, о чём потом жалел или вообще не помнил. Ежедневно он выпивал две-три бутылки дешёвого вина. В пьяном угаре он обычно впадал в ярость, а по- том становился невменяемым и сумасбродным.
Вскоре все эти взрослые разговоры об обмане и судебной тяжбе перестали меня интересовать. Мои мысли были заняты другим. «Как они пере- везут этот дом?» – ломал я голову. Мне так хоте- лось это знать. Может, прилетят вертолёты, под- нимут дом и перенесут на новое место? А может, приземлятся самолёты и утащат его на толстых крепких верёвках? Я понятия не имел, но точно не собирался пропустить это зрелище.
Запыхавшись, я взобрался на вершину холма. Вокруг дома уже стояли большие тракторы, и бригада рабочих обвязывала его стены верёвка- ми. Мать с отцом не сводили глаз с Младшего, стоявшего рядом с домом. Толпа соседей и ватага каких-то парней из города смеялись и болтали, пока рабочие выкапывали кусты и деревца, ко- торые мама посадила возле дома. Вместо ожида- емого веселья я увидел странную картину. Что- то было не так.
Я наблюдал за тем, как отец подошёл к Млад- шему и схватил его за руку, чтобы не дать вы- копать растения. Младший отдёрнул руку, отец пошатнулся и едва не упал. Мама тоже направилась к толпе, размахивая платком, словно призывая к перемирию. Не обращая на неё никакого внимания, толпа обступила отца и принялась отчитывать его, как бестолковое чадо. Я услышал выражения, от которых у меня покраснели уши. Потом толпа набросилась с оскорблениями на маму, выкри- кивая грязные, мерзкие слова. Я ошеломлённо смотрел на этих «хороших» людей, которых знал всю свою жизнь. Как они могли так обзывать мою маму и папу? Разве они не были нашими друзьями?
С утра подвыпивший отец поскользнулся на слякоти и повалился навзничь, вызвав новые насмешки толпы. Я подбежал к маме, боясь, что она тоже упадёт, пытаясь помочь отцу встать. Мне никогда не забыть выражение её лица. Она посмотрела на меня глазами утопающего, кото- рый изо всех сил пытался удержаться на плаву в бурном потоке, но уже слишком ослабел, чтобы продолжать бороться. Я видел, что она сдалась и готова пойти на дно, смирившись со своей ги- белью в пучине. Я посмотрел на свой недавно отутюженный комбинезон и красную клетчатую рубашку. Они были заляпаны грязью. Пошёл дождь.
Я ещё раз огляделся и понял, что веселья не будет. Самолётов, которые перетащили бы дом вниз по дороге, тоже не будет. Меня постигло глубокое разочарование, но оно было ничто по сравнению с жестоким уроком, который клей- мом отпечатался в моём сердце, словно его вы- жгли горячим железом. Я никогда не знал любви в родном доме, а теперь собственными глазами увидел, что соседи нас тоже не любили. «В мире нет любви, – подумал я, – и надежды тоже нет. Нет ни любви, ни надежды». И в моей голове за- звенела пустота. А потом я сбежал с холма и бросился в сто- рону хлева, рыдая на виду у всех. В одном конце хлева мы хранили пшеницу, овёс и очищенную кукурузу для кормёжки скота. Я взлетел по сту- пенькам к бункерам с зерном, вбежал в большую дверь и запер её на тяжёлый железный засов. В помещении было два окна с жалюзи. Я выбил палки, поддерживающие жалюзи, в темноте за- брался в бункер с кукурузой и погрузился в неё по самую шею.
Я хотел умереть. Не потому, что веселье на холме не удалось; не потому, что моих родите- лей так унизили лжедрузья, и не потому, что мой брат ненавидел свою семью, а потому, что всё это обрушилось на меня разом. Мне было очень больно и стыдно.
Я проклинал Бога между рвущимися из меня рыданиями. Бог, если Он вообще существует, бросил меня. А если бы Он существовал и в тот момент предстал передо мной, я бы набросил- ся на Него с кулаками. Я ненавидел Его больше всего на свете. Вообще-то, не только Его. Отца я тоже сильно ненавидел.
Я бранил отца последними словами и проклинал снова и снова, будто давал клятву. Беспробудный пьяница. Трус, избивавший мою мать каждый раз, когда напивался. Даже сейчас он наверняка искал одну из своих бутылок с вином, которые прятал на ферме. Он не был отцом. Он был жал- ким пьяницей, который обзавёлся детьми, и те- перь было кому вкалывать на ферме. Ну ничего, он получит по заслугам. Я позабочусь об этом.
Прошёл час, два, три. Я уже проголодался. Стало ясно, что никто не собирается меня ис- кать. Я был один, всеми позабытый. Никому не было дела, жив я или мёртв.
В конце концов я вылез из бункера с кукуру- зой и побрёл к двери с тяжёлым засовом. Я толкнул дверь, и меня ослепил луч яркого ...