Отдать свою жизнь за идею блага и справедливости, в которую веришь всем своим разумом и сердцем: что есть более великого для человека? Забыть о себе самих, побеждая день за днем природный эгоизм нашего человеческого рода, отдавая себя для счастья других: что может быть важнее?
И все же тот век, что мы оставили за плечами, научил нас, сколько ошибок и ужасов можно вызвать к жизни, – как при¬видения, неожиданно обретающие тело – если любимая идея не соответствует высоте любви, которую получает.
Это то, что в историко-этических терминах называется гетерогенез целей.
Отец, коммунистический лидер, на смертном одре открывает сыну существование дневника, где слава и честность идеального коммуниста непоправимо пятнаются позорными делами, совершенными во время пребывания семьи в Советском Союзе.
Настоящая природа идеологии, на которой он вырос, открывается молодому Луке так, как она есть: машина смерти, Молох, которому каждый верный член партии должен без колебаний принести в жертву самое дорогое.
Но эти настолько недвусмысленные открытия должны были пустить корни, и Лука – как все мы – не способен столкнуться с истиной. Его жизнь типична для нашего времени, когда политическая принадлежность уже не имеет никакой связи с реальной жизнью, оставаясь максимум чередой разговоров, суждений, стандартных оценок.
«Сможешь ли ты когда-нибудь понять» прежде чем рассказом о политике, является историей о начале новой жизни от толчка почти невыносимой правды, которую сознание Луки не может больше отвергать. Отсюда мало-помалу рождается смелость, которая продиктует автору последние волнующие страницы.
Стиль книги сухой, где есть только самое необходимое, без мудрствований, иногда слишком простой, именно как Лука, который тоже станет сухим, прямым, чтобы соответствовать высоте истины, чтобы вернуться к собственной простоте, наивности собственной человеческой природы.
Тот, кто прочел этот напряженный и волнующий роман как антикоммунистический, ошибется в его оценке. «Сможешь ли ты когда-нибудь понять» – это рассказ о линии человеческого развития, где все, к какой бы вере они ни принадлежали, призваны в ежедневной борьбе проживать свою жизнь как люди.